Росла красивой, росла высокой,
Её сломили - она подсохла.
Её сломили зимой по насту,
Ручьи будили: «Вставай и здравствуй!»
Будили ветры, будили птицы,
Но мёртвых веток не добудиться.
А пень остался и птиц услышал
И догадался, что жив и дышит,
Тянул, как брагу он всё упорней
Живую влагу в живые корни.
Но сок пьянящий, не нужный стеблю,
Едва поднявшись, течёт на землю.
Её сломили - она подсохла.
Её сломили зимой по насту,
Ручьи будили: «Вставай и здравствуй!»
Будили ветры, будили птицы,
Но мёртвых веток не добудиться.
А пень остался и птиц услышал
И догадался, что жив и дышит,
Тянул, как брагу он всё упорней
Живую влагу в живые корни.
Но сок пьянящий, не нужный стеблю,
Едва поднявшись, течёт на землю.
А пень остался и птиц услышал
И догадался, что жив и дышит,
Тянул, как брагу он всё упорней
Живую влагу в живые корни.
Но сок пьянящий, не нужный стеблю,
Едва поднявшись, течёт на землю.
Я припадаю к пеньку губами
Я обнимаю пенёк руками
И пью, как брагу, скрывая слёзы,
Родную влагу, родной берёзы.
Я знаю горе, я горю внемлю,
Живи же корень, я буду стеблем!
Я продолжение твоё живое,
Твоё цветенье с твоей листвою.
И всё что гибнет во мне и вянет,
Твой сок поднимет, спасёт, распрямит.
Живи же корень, я буду стеблем!
Я продолжение твоё живое,
Твоё цветенье с твоей листвою.
И всё что гибнет во мне и вянет,
Твой сок поднимет, спасёт, распрямит.
Я знаю горе, я горю внемлю,
Живи же корень, я буду стеблем!
Я продолжение твоё живое,
Твоё цветенье с твоей листвою.
И всё что гибнет во мне и вянет,
Твой сок поднимет, спасёт, распрямит.
Есть в хорошем исполнении Алёны Ириной